Филателия - это заразно, передается воздушно-зрительным путем!

(Нина)

Александр Добровинский: Коллекционирование: хобби или болезнь?

Вирусное заболевание, передающееся оральным, визуальным и слуховым путем. Признаки заболевания часто проявляются в детстве (солдатики, марки, фантики) и могут вылиться в тяжелую хроническую болезнь в зрелом возрасте. Заболевание сопровождается бюджетными кровопусканиями индивидуума на всех этапах болезни.

Размер кровопусканий зависит исключительно от серьезности заболевания и возможностей отдельно взятого больного.

Существует огромное количество разновидностей заболевания: живопись, фарфор, бронза, нумизматика, хоббикартия, фалеристика, филателия, мебелия, серебряная портсигария, подстакания, палехания-федоскония, а также библиофилия, милитария, елочная игрушкания, и «различная шизофрения» тяжелых форм типа пуговицособирательство и замоковедение.

При этом следует учесть подвиды разновидностей заболевания вытекающие из некоторых вышеперечисленных форм и делящихся на страны происхождения, временные отрезки, концептуальные коллекции: только портреты, только спорт, только такой-то художник или издатель, определенная часовая фирма и т.п.

Характерными чертами заболевания являются следующие параметры:

• Обрастание знакомыми больными из популяции себе подобных.
• Творческое жабодушение (купить хорошую вещь подешевле).
• Показушничество (зазвать таких же больных и показать, что недавно нашел).
• Рыскание по блошиным рынкам, антикварным магазинам и ярмаркам.
• Обмен и выклянчивание у знакомых с сопроводительной фразой, типа «Зачем тебе нужна эта статуэтка, а я собираю....».

При этом следует учесть часто встречающееся отрицательное восприятие болезни в семье и окружении несчастного, исходящее в основном от жены больного: «Опять принес какое-то старое барахло в дом, а мне надеть нечего....», или: «Я этот кошмар на стенку не повешу, неси к себе в офис».

Ну а если бациллы коллекционирования подобрались к вам вплотную, то, как прошедший все вышеперечисленные стадии, я могу дать несколько советов:

- коллекционируйте только то, что вам нравится и в чем вы хоть немного разбираетесь или хотите разобраться;

- cамый трудный период коллекционирования - начальный. Во-первых, вам будут предлагать вещи распространенные - второго или третьего ряда, во-вторых, в любой антикварной отрасли на нашем рынке существует неимоверное количество «фуфла» или, по интеллигентному, «новодела», и, в-третьих, вам будут ломить сумасшедшие цены, видя, что вы новичок. Поэтому найдите доверенное лицо - профессионала и прислушивайтесь к его советам, хотя бы на первой стадии;
- заручитесь поддержкой друзей или близких (жена, муж, дети и т.п.): всегда приятно ходит по магазинам и ярмаркам с кем-то, кто разделяет ваше увлечение;

- есть два способа покупки вещей: ушами и глазами. Оба способа имеют право на существование. Ушами - это когда вам предложили акварель Мари Ларонсен. Кто такая Мари? Кто такая Ларонсен? Да и акварель невнятная. Но тут вам говорят, что Мари Ларонсен очень дорогой художник Монпарнаса 20-х годов и цены за ее акварели все время ползут вверх. Проверяете. Правильно! Тут же картина становится намного лучше, и после недолгой торговли она ваша. Теперь, когда какой-нибудь ваш приятель спросит вас про этот ужас, ему можно, конечно небрежно, бросить: «Это, болван неотесанный, Мари Ларонсен с Монпарнаса, 20-ых. Париж. Купил в прошлом году за тридцатку. Сегодня цена под двести». Это вы купили ушами. Глазами - это когда вам понравилась картина неизвестного художника Рабиновича-Валуа из города Узун-Звездяч Туруханюсской области, и она радует вашу душу и ласкает глаз. Слепо предлагайте за нее любую половину от названной вам цены и ни о чем не жалейте;

- часть коллекции постарайтесь выставить у себя в офисе, если это возможно. Во-первых, людям, которые приходят к вам, будет сразу о чем поговорить (до бизнеса), а это всегда располагает. Во-вторых, вытекающее от первого важное обстоятельство - нельзя же вечно выглядеть «лохом», который говорит только о деньгах - покажите всем, что вы еще и эстет! В-третьих, вы даже не представляете, какое количество родственных душ вдруг начнете встречать, и, в-четвертых, многим станет ясно, какие подарки вам теперь надо дарить на день рождения, Новый год и 23 февраля или 8 марта.

- покупайте книги по вашей теме. Десять страниц в день - и через год вы знаток и, не побоюсь этого слова, искусствовед в своей области. Также помогают старые каталоги Кристи и Сотби, да и из других аукционных домов. Увидите разные красивые штуки, да и просмотреть эволюцию цен тоже интересно;
- и последнее: если у вас не клеятся дела, плохое настроение, жена познакомилась с вашей любовницей или ребенок-двоечник, купите себе новую игрушку в коллекцию - настроение улучшается мгновенно!

Хотя можно собирать и просто деньги. Коллекционировать сотню к сотне, миллион к миллиону, ярд к ярду. Чем не увлечение? А я знаю очень большие коллекции, поверьте...

wwwstyle.rbc.ru

Тень краденого искусства

В интервью «Профилю» Дитхард Леопольд рассказал, как частная коллекция превратилась в общедоступный музей и получил ли от этого какую-то выгоду владелец.

Мое заочное знакомство с венским Музеем Леопольда началось лет пятнадцать назад, когда окружной прокурор Манхэттена принял сенсационное решение арестовать картину Эгона Шиле «Портрет Валли». Легендарный австрийский коллекционер Рудольф Леопольд одолжил этот миниатюрный шедевр нью-йоркскому Музею современного искусства (MOMA). Но тут объявились наследники бывшей владелицы картины — венской еврейки Леа Бонди Ярай и потребовали вернуть картину, которую у нее отобрали нацисты. Профессор Леопольд клялся и божился, что купил эту картину совершенно законно, но реституция — святое слово. Судебное разбирательство продолжалось 12 лет, и незадолго до своей смерти в 2010 году Рудольф Леопольд выплатил наследникам компенсацию в $19 млн. Теперь очищенный от притязаний и победно легитимный «Портрет Валли» вывешен в именном зале Шиле в новеньком здании-кубе Музея Леопольда в Квартале искусств. Рядом парный автопортрет художника. Так и задумывалось. Шиле и его пассия и натурщица Валери Нойзиль должны быть неразлучны в вечности. В земной жизни прожили они совсем немного. Валли умерла в 1917 году в 23 года, Шиле годом позже — в 28 лет...

Музейные сокровища австрийского югендстиля и экспрессионизма мне показывал сын Рудольфа и Элизабет Леопольд — Дитхард, психотерапевт и искусствовед. Сегодня коллекция музея насчитывает более 5 тыс. произведений. Общую их стоимость определить очень трудно, говорят про полмиллиарда и даже миллиард евро. В интервью «Профилю» Дитхард Леопольд рассказал, как частная коллекция превратилась в общедоступный музей и получил ли от этого какую-то выгоду владелец.

Профиль: Господин Леопольд, в музее хорошо представлены три выдающихся художника, три столпа австрийского модерна — Эгон Шиле, Густав Климт и Оскар Кокошка. Как получилось, что ваш отец обратил внимание именно на них?

Леопольд: Мой отец был всегда одержим коллекционированием и систематизацией. Начинал еще мальчиком — с бабочек. Затем переключился на почтовые марки. Филателия вооружила его важным знанием. Если ты умно и дальновидно меняешься марками с другими коллекционерами, то можешь существенно увеличить свое собрание. Таким образом получили развитие предпринимательские свойства его личности. Но изобразительное искусство он тогда совершенно не знал. В доме моего дедушки висели только образчики китча, а на улице отец мог видеть только нацистское искусство, ведь он родился в 1925 году. И только в конце 1940-х годов отец впервые посетил Музей истории искусств в Вене, с которым, между прочим, мы теперь соседствуем. Отец пережил сильное потрясение, сродни религиозному, открыв для себя великие образцы настоящего искусства — Рембрандта, Брейгеля, Тициана. И он решил приобретать картины и графику. Будучи студентом-медиком, он не обладал значительными финансовыми возможностями. Начал с австрийского искусства второй половины XIX века, сосредоточившись на пейзаже, на местной разновидности импрессионизма, которую называли «воздушным». Как-то к нему в руки попал альбом рисунков Шиле, и он влюбился в этого художника, которого ценил не меньше, чем мастеров прошлого. Особенно сильное впечатление на него произвели экзистенциальные мотивы, которые вдохновляли Шиле, — сексуальные переживания, смерть, пограничные состояния человека. И он решил собирать Шиле и художников его круга. Чтобы приобрести лишь одну живописную картину Шиле, он продал всю свою коллекцию австрийского пейзажа. Видите, он не был излишне сентиментальным, когда видел более перспективное вложение средств. Он собрал самую большую в мире коллекцию Шиле благодаря тому, что на арт-рынке в те годы тот совсем не ценился, его считали посредственным художником локального уровня. В этом, можно сказать, проявлялась инерция массового сознания, отголоски нацистской пропаганды, заклеймившей европейский экспрессионизм как дегенеративное искусство, подлежащее уничтожению. Германия очень быстро сбросила с себя бремя нацизма, и немецкие художники-экспрессионисты, работы которых при Гитлере выбрасывали на свалку, сразу же восстановили свой статус. Покупать их отцу было не по карману. Австрийские художники еще какое-то время оставались в тени, не будучи реабилитированными в общественном сознании. Этим шансом сполна воспользовался отец.

Профиль: То, что вы рассказываете, напоминает историю формирования другой великой частной коллекции европейского искусства, принадлежавшей американскому доктору Альберту Барнсу. Сейчас коллекция Фонда Барнса, переехавшая пару лет назад в центр Филадельфии, доступна широкой публике. Барнс был одержим собирательством и так же, как ваш отец, руководствуясь исключительно +интуицией, сделал в 10—20-е годы прошлого века ставку на непризнанных в то время художников, в которых со временем разглядели классиков современного искусства. Назовем хотя бы Модильяни и Сутина. Интуиция, наверное, главное в характере коллекционера? Или нет?

Леопольд: Трудный вопрос. Наверное, каждый настоящий коллекционер создает в своем сознании некий параллельный мир, который для него более материален, чем мир реальный. Второй мир отца был соткан из парадоксов. С одной стороны, царство дотошной систематизации. С другой — полный простор для субъективных импульсов.

Профиль: Что вы имеете в виду?

Леопольд: Как систематизатор, он делал все, чтобы заполнить лакуны в своем собрании. Одновременно мог увлечься каким-нибудь второстепенным и неперспективным с коммерческой точки зрения объектом, будь то картина, графика или скульптура. Делал все, чтобы заполучить этот предмет.

Профиль: Кому сейчас принадлежит Музей Леопольда?

Леопольд: Нынешний статус музея утвержден в 1994 году договаривающимися сторонами. Одна сторона — это мои родители как владельцы выдающейся коллекции австрийского искусства XIX—XX веков. Другая — Австрийская Республика и Национальный банк Австрии. Они вместе долго решали, какой юридический статус будет наиболее подходящим. И решили, что идеальная форма собственности — «частный фонд, стопроцентно владеющий собственными активами». Для отца было принципиально важно, чтобы коллекция оставалась неприкосновенной. Его ужасала перспектива влиться в какое-то другое, более крупное собрание, где бы коллекция растворилась и потеряла уникальность. В положении о музее четко записано: коллекция неделима и неотчуждаема, а задача фонда — ее холить и лелеять. Кроме того, статус частного фонда позволяет тратить на содержание гораздо меньше средств, чем если бы им владело государство. Бюрократии меньше, структура без излишеств. Мы получаем от государства на содержание музея 3 млн евро в год, в то время как государственный Музей современного искусства (МУМОК), расположенный в этом же Квартале искусств, получает почти 9 млн евро. Это не хвастовство, а констатация: наш музей — самый экономичный музей Вены.

Профиль: Предположим чисто теоретически, что фонд в какой-то момент закрывается решением его совета. Что дальше будет происходить с коллекцией?

Леопольд: В случае самоликвидации коллекция перейдет австрийскому государству. Заметьте, представители властей входят в совет фонда, им принадлежит большинство голосов. В этом как раз и главный смысл смешанной формы собственности — частно-государственной. Насколько я знаю, это уникальная ситуация для художественного мира Австрии.

Профиль: Куда идут вырученные средства от продажи входных билетов? Есть ли другие поступления?

Леопольд: Мы активно участвуем в музейных обменах. Как правило, это улица с двухсторонним движением. Если мы, допустим, отправляем музею в Цюрихе работы для выставки, то получаем от них не денежную плату, а экспонаты из их коллекции для будущей выставки в наших стенах. Такой вот безвалютный обмен. Иногда получаем плату за экспонаты — в тех случаях, когда музей-партнер не имеет ничего для нас интересного. Так, недавно предоставляли музею в Будапеште большую выставку Шиле и получили от них за это порядка 250 тыс. евро. Но больше приносит, конечно, продажа входных билетов.

Профиль: Сколько у вас посетителей в год?

Леопольд: Примерно 350 тысяч.

Профиль: Динамика есть?

Леопольд: Очень надеюсь, что нет (смеется). Звучит несколько скандально, но это правда.

Профиль: Почему же?

Леопольд: Треть миллиона — на мой взгляд, оптимальное число визитеров. Вам же не нравится, что в самых популярных музеях мира всегда царит толчея. Невозможно полноценно насладиться восприятием искусства, когда вокруг толпы. Для каждого музея есть некое критическое число посетителей, превышение которого приводит к снижению качества восприятия. Есть и чисто экономические критерии. Скажем, в Альбертине миллион ног приводит за год паркетные полы в такое плачевное состояние, что их надо менять, а это баснословно дорого. Если турист приезжает в Вену, скажем, всего на два дня, куда ему обязательно нужно пойти? Музей истории искусств, Бельведер, Шенбрунн, может быть, Альбертина. И зоопарк (смеется). Нас в этом списке нет. Нам достаточно второстепенного статуса (смеется). Но, увы, мы не можем влиять на эти процессы. Наш музей все-таки стали включать в приоритетные маршруты Вены, и многие посетители приезжают сюда теперь на автобусах, в рамках групп организованного туризма.

Профиль: В истории вокруг «Портрета Валли» поставлена точка. Но в прессе то и дело мелькают сообщения, что какие-то произведения из 5 тыс. экспонатов вашего музея могут оспариваться по части провенанса. Как вы к этим утверждениям относитесь?

Леопольд: История «Валли» очень сложная и горькая. Денежная часть вопроса закрыта, а вот человеческая — нет. В головах у людей остаются две версии событий, две точки зрения. Смысл реституции — разговаривать друг с другом, искать компромиссы. Я не хочу вдаваться в детали. Я счастлив, что мы достигли полюбовного соглашения. Полагаю, что и для нас, и для другой стороны это целиком выигрышная ситуация. У нас хорошие отношения с целым рядом американских музеев. Но в нашей программе предоставления картин на выставки мы проявляем разумную осторожность. Сегодня выработана юридическая процедура, когда, подписав определенные бумаги, мы получаем твердую гарантию возврата наших вещей. Теперь мы тщательно изучаем происхождение картин, выясняем, кто был их владельцами до войны.

Профиль: Сотрудничаете ли вы с российскими музеями?

Леопольд: Интересно, что вы об этом спрашиваете. Меня недавно кто-то уверял, что Климт и Шиле совершенно непопулярны в России.

Профиль: Насколько я знаю, это совсем не так.

Леопольд: Да?! Любопытно. Мы провели переговоры с Ириной Антоновой — до того как она оставила пост директора Музея им. Пушкина. Наметили интересные возможности для обмена выставками. Но мы не можем что-то планировать без детального изучения возможностей нашего партнера. К сожалению, пока в этом плане много неясностей.

P.S. После нашей встречи с Дитхардом Леопольдом в Вене произошли важные события. В Мюнхене нашли 1,5 тыс. картин, похищенных нацистами, так что тема реституции получила новый мощный импульс. И в Музее Леопольда случилась настоящая буря. Со скандалом ушел директор музея Тобиас Наттер. Как сообщил «Профилю» пресс-атташе музея Клаус Покорны, его уход — протест против решения совета фонда завязать сотрудничество с Фондом Климта. Этот новый фонд был учрежден в сентябре, он включает четыре работы Климта маслом, десять его рисунков и другие предметы общей оценочной стоимостью 200 млн евро. Собрал эту коллекцию сын Климта и его любовницы и служанки Марии кинорежиссер Густав Учицки, который при Гитлере снимал пропагандистские фильмы. Перед смертью в 1961 году Учицки завещал коллекцию своей жене Урсуле, которой сейчас 93 года. Она-то и согласилась создать Фонд Климта. Вот что сказал Наттер: «Учицки собирал коллекцию в нацистскую эпоху. Тень краденого искусства долгие годы висела над Леопольдом. Зачем же укладываться в постель с этими людьми?»

http://www.profile.ru/kultura/item/7829 … stva-78297

Тонкая работа: как зарабатывал миллионы ювелирный дом «Фаберже»

Карл Фа­бер­же до­ка­зал, что ре­а­ли­зо­вать слож­ную стра­те­гию экс­пан­сии на рын­ки дру­гих стран и за­ра­бо­тать мил­ли­о­ны мож­но в со­вер­шен­стве вла­дея юве­лир­ным ма­стер­ством. Forbes рас­ска­зы­ва­ет о прин­ци­пах ра­бо­ты и ма­ло­из­вест­ной сто­ро­не биз­не­са фир­мы «Фа­бер­же» на Укра­и­не.

По при­зна­нию со­вре­мен­ни­ков, «Фа­бер­же» бы­ла са­мой луч­шей и круп­ней­шей до­ре­во­лю­ци­он­ной юве­лир­ной фир­мой не толь­ко в Рос­сии и Ев­ро­пе, но и во всем ми­ре. И она од­на из не­мно­гих, вы­дер­жав­ших оцен­ку вре­ме­нем.

Пе­тер Карл Фа­бер­же воз­гла­вил фир­му от­ца в 1872 го­ду. Че­рез 10 лет в ней ра­бо­та­ли 20 юве­ли­ров, а к 1896‑­му чис­ло ра­бот­ни­ков воз­рос­ло до 455, не счи­тая 31 уче­ни­ка. В 1916 го­ду фир­му пре­об­ра­зо­ва­ли в то­ва­ри­ще­ство с устав­ным ка­пи­та­лом 3 млн руб­лей. Од­на­ко сын Кар­ла Фа­бер­же, Ев­ге­ний, от­ме­чал, что в рас­по­ря­же­нии то­ва­ри­ще­ства бы­ло го­раз­до боль­ше сред­ств: кли­ен­ты до­ве­ря­ли Фа­бер­же свои ка­пи­та­лы и дра­го­цен­но­сти на раз­ви­тие де­ла. Не­ко­то­рые ис­поль­зо­ва­ли сей­фы Фа­бер­же как де­по­зи­та­рий. На­при­мер, из­вест­ная рус­ская ба­ле­ри­на Ма­тиль­да Кше­син­ская пи­шет в ме­му­а­рах, что в сей­фе Фа­бер­же она хра­ни­ла свои дра­го­цен­но­сти на не­сколь­ко мил­ли­о­нов руб­лей.

С 1891 по 1917 год фир­ма «Фа­бер­же» про­из­ве­ла бо­лее 210 000 ху­до­же­ствен­ных из­де­лий. Ее го­до­вой обо­рот до­сти­гал 1–1,2 млн руб­лей (по ны­неш­не­му кур­су это со­ста­ви­ло бы $25–30 млн).

Че­го до­би­лась фир­ма «Фа­бер­же» за то вре­мя, ко­гда биз­не­сом ру­ко­во­дил Карл?

1. Мо­но­по­ли­зи­ро­ва­ла внут­рен­ний ры­нок юве­лир­ных из­де­лий.

2. За­ру­чи­лась под­держ­кой вид­ней­ших фи­нан­си­стов Рос­сии, мно­гие из ко­то­рых бы­ли кли­ен­та­ми фир­мы.

3. Ста­ла ча­стью фор­ми­ру­ю­щих­ся на ру­бе­же сто­ле­тий меж­ду­на­род­ных мо­но­по­ли­сти­че­ских со­ю­зов ка­пи­та­ли­стов. С 1887 го­да «Фа­бер­же» со­труд­ни­ча­ла с под­дан­ным Ве­ли­ко­бри­та­нии Ал­ла­ном Боу, че­рез ко­то­ро­го на­пря­мую по­лу­ча­ла ал­ма­зы из Юж­ной Аф­ри­ки.

4. За­кре­пи­лась на но­вых рын­ках – фир­ма успеш­но про­да­ва­ла свои из­де­лия в Си­а­ме, Мань­чжу­рии, Хар­би­не. Мно­го зо­ло­тых и се­реб­ря­ных ве­щей «Фа­бер­же» по­ку­па­ла Осман­ская им­пе­рия.

5. В про­цес­се экс­пан­сии вы­во­зи­ла не толь­ко то­ва­ры, но и ка­пи­тал; от­кры­ва­ла соб­ствен­ные ма­га­зи­ны и про­из­вод­ство, в част­но­сти, на тер­ри­то­рии Укра­и­ны – в Одес­се и Ки­е­ве.

В Одес­се фир­ма на­ча­ла тор­го­вать че­рез сво­их ком­ми­во­я­же­ров еще в 1887 го­ду, но ее соб­ствен­ный ма­га­зин на ул. Де­ри­ба­сов­ской, 31 был от­крыт в 1901‑м. Спу­стя два го­да Карл Фа­бер­же ос­но­вал «Фа­б­ри­ку зо­ло­тых и се­реб­ря­ных из­де­лий», на ко­то­рой ра­бо­та­ли 35 че­ло­век. Пред­при­я­тие дей­ство­ва­ло до 1918‑­го. За 15 лет оно вы­пу­сти­ло 7000 из­де­лий. Про­да­ло еще боль­ше: в ас­сор­ти­мен­те бы­ли из­де­лия пе­тер­бург­ских ма­стер­ских и мос­ков­ской фаб­ри­ки «Фа­бер­же».

На ки­ев­ский ры­нок фир­ма вы­шла в 1902 го­ду. При­каз­чик Ал­лан Гиб­сон при­вез из мос­ков­ско­го ма­га­зи­на юве­лир­ных из­де­лий на 175 000 руб­лей. Не имея зна­ко­мых в го­ро­де, он до­ве­рил­ся по­сред­ни­кам, ко­то­рые ока­за­лись жу­ли­ка­ми: про­да­ва­ли брил­ли­ан­ты в рас­сроч­ку, по­лу­ча­ли аван­сы, за­кла­ды­ва­ли ве­щи в лом­бард, но с Гиб­со­ном не рас­пла­чи­ва­лись. Афе­ра лоп­ну­ла, в ней ока­за­лись за­ме­шан­ны­ми па­ра де­сят­ков ни о чем не по­до­зре­вав­ших по­ку­па­те­лей. Су­деб­ный про­цесс длил­ся до 1907‑­го – уда­лось вер­нуть цен­но­сти на 100 000 руб­лей. Судь­ба осталь­ных из­де­лий не­из­вест­на.

Осе­нью 1906‑­го Карл от­крыл в Ки­е­ве ма­га­зин «Фа­бер­же» по ад­ре­су ул. Кре­ща­тик, 25 (сей­час это дом 15). В этом же огром­ном до­ме по­ме­ща­лись ма­стер­ские из­вест­ной Пер­вой Ки­ев­ской юве­лир­ной и ху­до­же­ствен­но-гра­вер­ной ар­те­ли и ма­га­зин Ио­си­фа Мар­ша­ка.

В ма­стер­ской «Фа­бер­же» тру­ди­лось 15 че­ло­век. За пять лет она вы­пу­сти­ла 1000 из­де­лий, пре­иму­ще­ствен­но брил­ли­ан­то­вой груп­пы. Доль­ше ей про­ра­бо­тать не уда­лось. В Укра­и­не не бы­ло до­ста­точ­но­го ко­ли­че­ства ма­сте­ров, ква­ли­фи­ка­ция ко­то­рых со­от­вет­ство­ва­ла бы тре­бо­ва­ни­ям Фа­бер­же. Карл пред­по­чи­тал брать на ра­бо­ту го­то­вых ма­сте­ров с име­нем, а не уче­ни­ков. Он сра­зу пред­ла­гал им вы­со­кую зар­пла­ту и то, что в на­ши дни на­зы­ва­ет­ся пол­ным со­ци­аль­ным па­ке­том. Пер­вый био­граф Фа­бер­же – ан­гли­ча­нин Ген­ри Бейн­бри­дж, управ­ля­ю­щий лон­дон­ским фи­ли­а­лом «Фа­бер­же», от­ме­чал, что со­труд­ни­кам фир­мы со­зда­ли все усло­вия для пол­но­цен­ной ра­бо­ты: «…­соб­ствен­ная сто­ло­вая, врач, се­мьям ушед­ших на фронт фир­ма пла­ти­ла сред­нюю за­ра­бот­ную пла­ту. Насто­я­щий со­ци­а­лиз­м!»

Ра­бо­ту Фа­бер­же в Ки­е­ве услож­нял его кон­ку­рент – Ио­сиф Мар­шак, ко­то­рый не толь­ко сма­нил к се­бе всех луч­ших ма­сте­ров го­ро­да, но и не да­вал их пе­ре­ку­пить. К 1913 го­ду штат его фир­мы на­счи­ты­вал 126 ра­бот­ни­ков. Для них Мар­шак, ко­пи­руя си­сте­му Фа­бер­же, со­здал прак­ти­че­ски иде­аль­ные усло­вия. На­при­мер, по­сколь­ку боль­шин­ство ма­сте­ров его фир­мы бы­ли ев­ре­я­ми, для них по всем пра­ви­лам преду­смот­ре­ли ша­бат.

Мар­шак был про­вин­ци­аль­ным «ки­ев­ским Фа­бер­же» и за­кры­вал весь юве­лир­ный ры­нок Ки­е­ва. Тя­гать­ся с ним бы­ло слож­но, по­это­му фир­ма «Фа­бер­же» со­сре­до­то­чи­лась на раз­ви­тии в Одес­се. Бур­ный эко­но­ми­че­ский рост Юж­ной Паль­ми­ры это­му спо­соб­ство­вал. Че­рез Одес­су Ев­ге­ний Фа­бер­же на па­ро­хо­де от­во­зил за­ка­зы в Ял­ту, где на­хо­ди­лись ре­зи­ден­ции чле­нов им­пе­ра­тор­ской се­мьи. Кро­ме то­го, фир­ма пла­ни­ро­ва­ла экс­пан­сию на Во­сток. Еще в 1908‑м Фа­бер­же на­ме­ре­вал­ся от­крыть ма­га­зин в Ка­и­ре. Из­де­лия, со­здан­ные одес­ски­ми ма­сте­ра­ми фир­мы, по­став­ля­лись в За­кав­ка­зье и Осман­скую им­пе­рию. Вот по­че­му их так ма­ло на со­вре­мен­ном ан­ти­квар­ном рын­ке – осо­бен­ность «во­сточ­но­го по­треб­ле­ния» в том, что юве­лир­ные из­де­лия по­ку­па­ют­ся не для ин­ве­сти­ций, а для кол­лек­ций. Кста­ти, рос­сий­ский пред­при­ни­ма­тель укра­ин­ско­го про­ис­хож­де­ния Вик­тор Век­сель­берг, об­ла­да­тель круп­ней­шей в ми­ре кол­лек­ции Фа­бер­же, прин­ци­пи­аль­но по­ку­пал из­де­лия за ру­бе­жом, воз­вра­щая их в Рос­сию.

О фи­ло­со­фии жиз­ни и биз­не­са

Кар­ла Фа­бер­же ча­сто срав­ни­ва­ют с ос­но­ва­те­лем зна­ме­ни­той ди­на­стии бан­ки­ров Май­е­ром Ам­ше­лем Рот­шиль­дом. И не без­осно­ва­тель­но – они жи­ли и стро­и­ли свой биз­нес, ру­ко­вод­ству­ясь сход­ны­ми прин­ци­па­ми. В за­ве­ща­нии его вну­ка Ан­сель­ма был пункт: «…­ка­те­го­ри­че­ски и са­мым ре­ши­тель­ным об­ра­зом за­пре­щаю про­ве­де­ние су­деб­ной или об­ще­ствен­ной опи­си мо­е­го на­след­ства и лю­бое об­на­ро­до­ва­ние раз­ме­ров мо­е­го со­сто­я­ния». Мы так­же не зна­ем раз­ме­ров ка­пи­та­ла Фа­бер­же.

Пра­ви­ло Рот­шиль­да: «Друж­ба с силь­ны­ми ми­ра се­го – трам­плин для биз­не­са». Карл Фа­бер­же по при­ме­ру Рот­шиль­да дру­жил с силь­ны­ми и бо­га­ты­ми. А они са­ми ис­ка­ли друж­бы с юве­ли­ром. Кли­ен­та­ми Фа­бер­же бы­ли оба по­след­них им­пе­ра­то­ра, им­пе­ра­три­ца Ма­рия Фе­до­ров­на, сест­ры и бра­тья Ни­ко­лая II, его дя­дья ве­ли­кие кня­зья Вла­ди­мир и Алек­сей Алек­сан­дро­ви­чи, се­мей­ство Юсу­по­вых, по бо­гат­ству не усту­пав­шее им­пе­ра­тор­ской фа­ми­лии. Ко­гда Кар­лу Фа­бер­же на­до­е­ло про­си­жи­вать в при­ем­ной его ве­ли­че­ства, он пе­ре­клю­чил­ся на но­вых кли­ен­тов, пред­ста­ви­те­лей тор­го­во‑­про­мыш­лен­ной и фи­нан­со­вой бур­жу­а­зии. С ни­ми ра­бо­тать бы­ло лег­че. Они ува­жа­ли в юве­ли­ре твор­ца и не вме­ши­ва­лись в про­цесс со­зда­ния из­де­лий, опре­де­ляя толь­ко це­ну. Сре­ди них неф­те­про­мыш­лен­ник Эм­ма­ну­ил Но­бель, вла­дель­цы рос­сий­ско‑а­ме­ри­кан­ской ре­зи­но­вой ма­ну­фак­ту­ры «Тре­уголь­ник» Макс Ней­шел­лер и Хенд­рик Гиль­зе фан дер Пальс, куп­цы Ели­се­е­вы. Круп­ней­шие кли­ен­ты «Фа­бер­же» в Укра­и­не – са­ха­ро­за­вод­чи­ки Те­ре­щен­ко, Брод­ские, Ха­ри­то­нен­ко, харь­ков­ский бан­кир Ру­вим Ру­бин­штейн, одес­ский мил­ли­о­нер Ар­тур Ана­тра и др.

В спра­вед­ли­во­сти еще од­но­го прин­ци­па Рот­шиль­да – «вой­на при­но­сит свои до­хо­ды» – Фа­бер­же убе­дил­ся в пе­ри­од рус­ско‑я­пон­ской вой­ны. Она по­ро­ди­ла но­вых бо­га­чей, ко­то­рые ак­тив­но ин­ве­сти­ро­ва­ли в дра­го­цен­но­сти. То же на­блю­да­лось и во вре­мя Пер­вой ми­ро­вой. Фир­ма по­те­ря­ла по­ло­ви­ну ра­бот­ни­ков: они ушли на фронт и на обо­рон­ные за­во­ды. За­то остав­ши­е­ся ма­сте­ра не успе­ва­ли вы­пол­нять мно­го­чис­лен­ные за­ка­зы на из­де­лия с брил­ли­ан­та­ми. Их по­ку­па­ли раз­бо­га­тев­шие на по­став­ках сол­дат­ско­го сук­на и са­пог по­ля­ки. Кро­ме то­го, фир­ма на­ла­ди­ла про­из­вод­ство шпри­цев и гильз для сна­ря­дов, что так­же при­нес­ло ей со­лид­ный до­ход.

«О­пе­ре­жай­те кон­ку­рен­тов хо­тя бы на шаг», – на­став­лял Рот­шильд сво­их сы­но­вей. Фа­бер­же сле­до­вал то­му же прин­ци­пу: он все­гда шел впе­ре­ди со­пер­ни­ков. На­при­мер, пред­ме­ты в сти­ле ар-ну­во, ко­то­рые впер­вые бы­ли пред­став­ле­ны на Все­мир­ной вы­став­ке 1925 го­да в Па­ри­же, фир­ма «Фа­бер­же» вы­пус­ка­ла еще в 1910‑е. Она пер­вой в Рос­сии со­зда­ла юве­лир­ные из­де­лия с сим­во­ли­кой 12‑лет­не­го во­сточ­но­го ка­лен­да­ря. Так, в год Сви­ньи ма­стер­ские Фа­бер­же вы­пу­сти­ли мно­го бре­ло­ков с изоб­ра­же­ни­ем это­го жи­вот­но­го, а так­же фи­гу­рок сви­ней из раз­ных кам­ней и се­ребра. Все это про­да­ва­лось с боль­шой при­бы­лью.

В «Фа­бер­же» пер­вы­ми ста­ли ис­поль­зо­вать спла­вы пла­ти­ны и се­ребра. Бейн­бридж да­же поз­во­лил се­бе упрек­нуть Фа­бер­же в том, что он рас­тра­чи­ва­ет твор­че­ские си­лы. В те го­ды бы­ли очень по­пу­ляр­ны брил­ли­ан­ты. Ка­за­лось бы, вы­пус­кай не­сколь­ко мо­де­лей боль­ши­ми ти­ра­жа­ми – по­лу­чишь сни­же­ние се­бе­сто­и­мо­сти и боль­шую при­быль. Но Фа­бер­же все вре­мя раз­ра­ба­ты­вал но­вые мо­де­ли и на­прав­ле­ния.

Кто вла­де­ет ин­фор­ма­ци­ей, тот вла­де­ет ми­ром

У Фа­бер­же бы­ли свои ис­точ­ни­ки ин­фор­ма­ции. На­при­мер, швей­цар Сер­гей, ра­нее ра­бо­тав­ший в Двор­цо­войй по­ли­ции, об­ла­дал пре­крас­ной зри­тель­ной па­мя­тью. Он пом­нил всех кли­ен­тов за по­след­ние 10 лет: кто и что ку­пил. Зи­мой в Зим­нем двор­це да­ва­ли мно­го­ты­сяч­ные ба­лы. Сер­гей не про­пус­кал ни од­но­го. По­ка все го­сти тан­це­ва­ли, он ра­бо­тал – вы­ве­ды­вал у ла­ке­ев ин­фор­ма­цию. По воз­вра­ще­нии с ба­ла Сер­гей на не­сколь­ко ча­сов за­пи­рал­ся с Кар­лом Фа­бер­же и по­дроб­но до­кла­ды­вал хо­зя­и­ну о свет­ских сплет­нях. Юве­лир от­лич­но знал о юве­лир­ных пред­по­чте­ни­ях ба­ле­рин, вет­ре­ных ари­сто­кра­ток, мо­ло­дых гвар­дей­ских рот­мист­ров и обо всех об­ма­ну­тых му­жьях и же­нах. Жен­щи­ны, как от­ме­чал глав­ный ма­стер фир­мы «Фа­бер­же» Франц Бир­ба­ум, все­гда бы­ли пер­вы­ми по­тре­би­те­ля­ми дра­го­цен­но­стей, и мно­го име­ний ушло на удо­вле­тво­ре­ние стра­сти к укра­ше­ни­ям.

За­бо­та об ими­дже – за­лог про­цве­та­ния

Ал­маз ста­но­вит­ся брил­ли­ан­том толь­ко при тре­нии о дру­гой ал­маз. Ма­ло сде­лать юве­лир­ное из­де­лие – нуж­но еще и убе­дить кли­ен­та его при­об­ре­сти. Фа­бер­же тща­тель­но сле­дил за ими­джем сво­ей фир­мы и сво­им соб­ствен­ным. Его дом на Боль­шой Мор­ской ули­це в Пе­тер­бур­ге был об­раз­цом вы­со­ко­куль­тур­но­го бур­жу­аз­но­го до­ма, а са­мо­го Фа­бер­же зна­ли как ме­це­на­та и по­кро­ви­те­ля ис­кус­ств. Он, без­услов­но, при­над­ле­жал к эли­те го­ро­да, его дру­зья­ми и кли­ен­та­ми бы­ли вы­да­ю­щи­е­ся де­я­те­ли из ми­ра ис­кус­ства.

Фа­бер­же кол­лек­ци­о­ни­ро­вал кар­ти­ны, япон­ские нэц­ке, поч­то­вые мар­ки, гео­гра­фи­че­ские кар­ты. Он вла­дел од­ной из луч­ших в Ев­ро­пе биб­лио­тек по де­ко­ра­тив­но­‑­при­клад­но­му ис­кус­ству. Фа­бер­же по­сто­ян­но по­се­щал те­ат­ры. Ви­ди­мо, ска­зы­ва­лись ро­до­вые кор­ни. Один его дед, Карл Юнг­ш­тедт, был жи­во­пис­цем, дру­гой, Пе­тер Фа­бер­же, – пре­крас­ным сто­ля­ром, он при­вил Кар­лу лю­бовь к кра­си­вой ме­бе­ли. В апар­та­мен­тах Фа­бер­же пре­об­ла­да­ла ме­бель из чер­но­го ду­ба, ди­ва­ны и крес­ла бы­ли об­тя­ну­ты зе­ле­ной ко­жей. Бейн­бридж упо­ми­на­ет в сво­их ме­му­а­рах о пер­вом пре­бы­ва­нии в Санк­т‑Пе­тер­бур­ге в 1906 го­ду. То­гда он при­е­хал на со­бе­се­до­ва­ние к Кар­лу Фа­бер­же. В те­че­ние всех двух ме­ся­цев, по­ка он был в Се­вер­ной сто­ли­це, Фа­бер­же во­дил ан­гли­ча­ни­на по луч­шим ре­сто­ра­нам го­ро­да, уго­щал его на да­че в Ле­ва­шо­ве. Бейн­бридж и сам был ари­сто­кра­том, хо­ро­шо раз­би­рал­ся в еде и на­пит­ках. Меж­ду тем де­ли­ка­те­сы, ко­то­рые он по­про­бо­вал у Фа­бер­же, изу­ми­ли да­же его. Карл Фа­бер­же раз­би­рал­ся и в ви­нах, у не­го в до­ме бы­ла боль­шая эно­те­ка.

Идео­ло­гия Фа­бер­же жиз­не­спо­соб­на и пло­до­твор­на. Во гла­ву уг­ла он ста­вил не по­лу­че­ние мак­си­маль­ной при­бы­ли, а слу­же­ние кра­со­те.

wwwj-izvestia.ru

Интернет ХХ века - почтовая открытка

Арсен Мелитонян собирает почтовые карточки на протяжении более сорока лет, в 1990-е годы его внимание привлекла "романовская тема". В это время открытки с изображениями членов русской императорской фамилии стали опять издаваться в России, а старинные раритеты возвращаться из-за рубежа по почте или через интернет-аукционы. Открытки Мелитоняна были экспонатами многочисленных выставок, одна из самых крупных выставок открыток с использованием собрания коллекционера прошла в 2006 году в музеях Московского Кремля. Открыток с изображениями членов русской императорской династии у коллекционера несколько сотен. Среди них есть открытки из известных и популярных "романовских серий", которые выпускались к 300-летию дома Романовых, а также карточки из серий, напрямую тематически не связанных с царским домом: открытки Общины св. Евгении, связанные с Москвой и другие. О живых документах истории, которые хранят тепло рук наших недавних предков, Екатерина Некрасова беседовала с коллекционером Арсеном Мелитоняном в программе "Хоббиты" на радио "Вести ФМ". Некрасова: Помните, как в детстве скажут: "Он нумизмат" или "Он филателист!" - и всё, ты пропал, потому что ничего не понятно, слова "не наши", но завораживает, сразу ореол чего-то безумно интересного и труднодостижимого. А иногда наоборот: ты сам начинаешь что-то коллекционировать, например, открыточки собирать, а потом с гордостью выясняешь, что ты не кто-нибудь, а филокартист. Вот правда, у меня лично коллекция не пошла дальше одной средних размеров коробки из-под печенья, а у нашего сегодняшнего гостя пошла. Причём настолько далеко, что он один из крупнейших в Москве филокартистов, профессор Московского гуманитарного университета Арсен Мелитонян. Вы человек крайне разносторонний. Чтобы перечислить всё, чем вы занимаетесь профессионально и любительски, половина передачи уйдет. Но достаточно сказать, что вы кандидат исторических наук, вы художник, вы поэт и секретарь правления Союза литераторов России и автор большого количества публикаций об архитектуре, искусстве и культуре. Но что для нас сегодня важно - вы член Национальной академии филателии. Или всё-таки филокартии? Мелитонян: Это вещи неразрывные. Филателия, коллекционирование марок, и филокартия всегда шли бок о бок. И довольно долго мы работаем с филателистическим сообществом, в том числе с организацией, которую вы упомянули, Национальной Академией филателии. Буквально на днях состоялся пленум Союза филателистов России, и я вошел в состав членом правления. А сейчас мы занимаемся созданием Союза филокартистов, как отдельной всероссийской организации, поскольку за последние 20-25 лет очень много произошло в этой сфере. Открытка признана источником по истории культуры, защищаются диссертации, очень серьёзные исследования проводятся, формируются очень крупные коллекции - и государственные, и частные - большое количество коллекционеров, поэтому наше сообщество приняло решение, что необходимо создавать общероссийскую организацию. Несмотря на то что мы очень близки с илателистами и со многими другими направлениями коллекционирования, но у нас есть свои вопросы, которые проще решать, когда есть общероссийская общественная организация. Некрасова: Почему мы сегодня вас позвали? В последние дни декабря поток открыток, которые идут через почту, до сих пор увеличивается. Не сравнить, конечно, с тем, что было в советское время, но всё-таки многие опять любят писать открытки. И слава богу. Помните, раньше говорили, что в будущем вообще не будут письма писать. Нет, пишут. Другое дело, что пишут в основном через интернет. Но и открытки сейчас - по себе сужу - опять входят в моду. Особенно из путешествий. Начнём с самого главного, с вашей коллекции. Традиционный первый вопрос - сколько у вас открыток? И я знаю, что вы ответите: вы не знаете. Мелитонян: Вы совершенно правы. Поскольку всё постоянно меняется. Есть коллекции, которые приходят, есть коллекции, с которыми расстаёшься во имя чего-то другого. Это очень живой процесс. Первичный процесс накопления давно пройден. Некрасова: Сколько вы этим занимаетесь? Мелитонян: Больше 40 лет. Некрасова: Когда прошёл процесс накопления? Мелитонян: С началом очень серьёзной профессиональной деятельности другое отношение становится к коллекциям. Вы уже не накапливаете материал и не только держите его дома, чтобы полюбоваться, а стараетесь показать, представить его в полноте. Это и выставочная деятельность, и перемещение материала, и предоставление его государственным музеям и так далее. Некрасова: Первую-то свою вы храните? Мелитонян: Это не одна, это несколько. Дело в том, что уже много больше 40 лет назад мой дедушка, архитектор по профессии, собиравших еще с довоенных времен открытки с видами старой Москвы, стал для меня собирать открытки с видами столиц мира. Первые мои открытки - Париж, Лондон. Открытки приходили и из совершенно необычных мест: из Афганистана, из Ирана. Некрасова: Он вам посылал? Мелитонян: Нет, он находил их для меня. Это были знакомые, которые ездили в командировки, хотя тогда это была редкость. Просил знакомых дипломатов. Сам выискивал в магазинах. В общем, собирал для меня коллекцию столиц мира. И я знал географию на пятёрку. Со многими другими предметами у меня были проблемы, а с географией проблем не было никогда. Ночью можно было разбудить, я знал, как назывались столицы. То есть первое знакомство с миром состоялось именно благодаря открытке. Некрасова: То есть был Интернет середины ХХ века. Хочешь посмотреть Нотр-Дамм де Пари - посылаю тебе открыточку. Мелитонян: Мы вообще считаем, что открытка - это предтеча средств массовой информации. Потому что за весь ХХ век - а первые иллюстрированные открытки стали издаваться в России в 1894 году.- так вот весь ХХ век практически до 80-х годов было отфотографировано и в художественном выражении прорисовано практически всё. Мы сегодня говорим о том, что можем проиллюстрировать открыткой практически любое событие: это и виды городов, это и полёты в космос, это и Великая Отечественная война, это и восстановление, это и коллективизация, это и революция. Это и природные явления - ураганы, наводнения. Сейчас в течение года мы занимались серьёзным изучением открытки, связанной с Первой мировой войной. И даже для себя сделали много открытий. Оказалось, что страны-участницы этого драматичного, трагического конфликта использовали открытки в самых разных целях. Это была и агитация, и пропаганда, и карикатуры на врагов, это были фотографии зверств, и открытки, связанные с милосердием, когда благодаря открытке собирались средства на помощь раненым. Некрасова: То есть это был первый вооруженный конфликт, когда открытку стали использовать в этих целях? Мелитонян: Это было и в XIX веке, но не в таких масштабах. Всё связано, конечно, с промышленным производством. Открытка появилась в середине XIX века как таковая. Иллюстрированная вскоре за ней. В Европе раньше, в России позже. Некрасова: Давайте тогда с самого начала. Где появилась? И кому эта светлая мысль пришла в голову? Мелитонян: 1869 год, Австрия - появились первые открытки, которые сразу были восприняты Францией и Германией. Нужно понимать, что это просто бланк корреспонденции, на одной стороне которого писался адрес, а другая сторона оставлялась чистой, чтобы на ней было написано письмо. Некрасова: А кто рискнул не запечатывать послание, не закрывать его от посторонних глаз? Мелитонян: Это же экономическая целесообразность. Некрасова: За конверт не надо платить? Мелитонян: Да. И короткие сообщения "Жив, здоров, привет из Канн, привет из Ниццы, привет из Москвы и Петербурга!" - это вещи открытые. Для удешевления был придуман такой бланк почтовой корреспонденции. В России он появился в 1872 году. А иллюстрированная открытка появилась чуть позже. Кому-то пришло в голову нарисовать что-то на чистой стороне.

http://radiovesti.ru